Интервью TAdviser:
замруководителя ФБ МСЭ Олег Симаков.
О проблемах и перспективах ИТ в госсекторе

Олег Симаков: Двадцать лет назад я работал в коммерческих структурах - фармацевтическая компания «Время», «РУСАЛ», потом была Высшая школа экономики - это уже ближе к государственной сфере. Непосредственно в госсектор я перешел в 2004 году, когда начал работать в Российском фонде федерального имущества (РФФИ), потом была возрождающаяся ГАС «Управление», Минздрав, еще несколько крупных структур, и, наконец, Федеральное бюро МСЭ Минтруда. Можно сказать, активно участвовать в государственных программах и проектах автоматизации я начал с 1974 по 1993 годы и продолжил с 2003 года. Отношение государства к ИТ за эти годы поменялось кардинально.

Олег Симаков: Мне очень везло, поскольку я всегда работал на тех направлениях, которые были востребованы государством. Это относится и к РФФИ, и к ВШЭ, где я по сию пору преподаю.

Если говорить о ГАС «Управление», которую мы возрождали с 2007 года под руководством Мининформсвязи, то здесь уместно вспомнить историю, ведь впервые ГАСУ была создана Госкомстатом еще в середине 70-х. И когда я преподаю студентам в здании, которое раньше принадлежало Госкомстату, всегда показываю на стоящее рядом здание Главного вычислительного центра, где и создавалась первая ГАСУ. К сожалению, впоследствии по разным причинам создание этой системы стало неактуальным, и думаю, что экономические проблемы, вскоре возникшие в стране, во многом были связаны с тем, что не удалось ее создать. Рынок аутсорсинга информационной безопасности в России: особенности развития и перспективы. Обзор TAdviser 6.5 т

Когда возрождали ГАСУ в 2007 году, система была нацелена, прежде всего, на мониторинг и управление нацпроектами. Многое потом мы привнесли оттуда в Единую государственную информационную систему здравоохранения (ЕГИСЗ).

Олег Симаков: То, что изменения в политике государства в отношении использования информационных технологий носят принципиальный характер, видно по вниманию Президента и Правительства к этим вопросам. Во всех ключевых ведомствах создаются должности руководителей по развитию информационных технологий. Идет цифровизация и народного хозяйства в целом, и отдельных отраслей. Выделены серьезные средства. Хотя по мировым меркам они очень небольшие, и это одна из наших проблем.

Налицо понимание, что ИТ-отрасль имеет все большее значение для страны. Конечно, хотелось бы адекватных преференций, большей поддержки перспективных направлений со стороны государства, а не мелочных расчетов по типу «мы вам на год некие льготы, а вы нам через год верните их сторицей».

Олег Симаков: Да, ИТ-компании надо поддерживать так, как это делают в Индии, в некоторых странах Европы. Государство должно понимать, что сначала надо возделать землю, посеять зерно, а уж потом ожидать урожая. В этом смысле позиция Минфина, а, следовательно, и налоговиков, могла бы быть более рассчитанной на перспективу.

Олег Симаков: На этом направлении тоже произошли гигантские изменения. То, что еще десять лет назад казалось невозможным, сегодня уже реальность - переход в облачные решения, на индивидуальные устройства. Правда, последнее время мода на BYOD несколько снизилась - это и понятно, потому что безопасность очень трудно обеспечить.

Но есть и проблемы – в частности, недостаточное внимание к мировым тенденциям. Например, мы декларируем уход от промышленных баз данных типа Oracle и переход на PostgreSQL – свободную СУБД, имеющую хороший центр компетенции в России. В техническом отношении вопросов к PostgreSQL у меня нет, хотя понятно, что Oracle все-таки остается более мощной системой в плане производительности и защищенности. Не отрицая необходимости ухода на свободные базы данных, особенно – в государственных системах, хотел бы напомнить, что кроме PostgreSQL, есть и другие варианты – Tibero, например. Правда, по этой СУБД в России пока нет центра компетенций.

Чтобы не отстать от мировых производителей, следует уже сегодня акцентировать внимание на СУБД класса in-memory. Все ведущие мировые производители – Oracle, SAP, Microsoft - уже давно работают в этом направлении. Ведь для того, чтобы собака догнала лису, она должна не повторять все ее движения, зигзаги, а бежать наперерез. И в этом смысле, повторюсь, очень бы хотелось, чтобы мы более тщательно отслеживали мировые тенденции, шли на опережение. Вот где государство может и должно сыграть главную роль – в финансировании прорывных проектов, а не просто радоваться тому, что Microsoft SQL заменили на PostgreSQL или SAP на «1С». Это ведь просто замена одного решения на другое, которая к тому же дорого стоит, и надо оценивать ее экономические последствия, а не просто бездумно заменять.

Безусловно, идет трансформация отдельных процессов в государственном управлении, ИТ играет все более значительную роль. Вместе с тем хотелось бы, чтобы трансформация эта основывалась на обработке достоверных, то есть в первую очередь - первичных данных, а не на отчетах чиновников среднего уровня управления. Достоверной информация может быть только тогда, когда она получена от источника информации, без вмешательства промежуточных звеньев управления. И вот эта проблема характерна для любого органа госуправления, мы сталкивались с ней еще в 2007 году, когда делали ГАСУ. Поэтому мы в порядке контроля регулярно запрашивали «первичку» - чтобы участники национальных проектов понимали, что любые попытки скорректировать в лучшую сторону промежуточные цифры отслеживаются.

Олег Симаков: Следить за ГАСУ сегодня непросто, поскольку она теперь находится под эгидой ФСО и существует в закрытом контуре. Поэтому и сказать что-то детальное сложно. Создавалась она с другим акцентом.

Олег Симаков: Планировалась ГАСУ как весьма открытая система. Ее перехват со стороны ФСО, видимо, чем-то обоснован, но с точки зрения конечного результата это вызывает вопросы. В ФСО много квалифицированных специалистов, но оценить результаты их работы сложно, не знакомясь с используемыми технологическими решениями. По идее, правильно было бы разделять - какие принципы заложены в систему, как они реализованы, и ту информацию, которая циркулирует в системе. В любом случае хорошо, что существуют разные источники информации для руководства, при этом важно, чтобы они были объективными и дополняли друг друга.

Олег Симаков: Тех же проектов по цифровизации...

Олег Симаков: Такого инструмента сейчас действительно нет. Возможно, у вице-премьера Максима Акимова вскоре и появится инструмент, который позволил бы экспертам анализировать, как развивается цифровизация отраслей, уже есть соответствующий портал. К сожалению, информации там очень немного, я внимательно слежу за этим ресурсом. И представители АНО «Цифровая экономика» тоже должны шире рассказывать о том, что делается.

Олег Симаков: Не надо преувеличивать собственные страхи и бояться собственной тени, следует разумно учитывать риски. Например, необязательно раскрывать алгоритмы кодирования информации – хотя и там тоже нет ничего такого, что следовало бы скрывать. Ведь когда мы говорим о нашем открытом ключе длиной больше 1024 байт - в отличие от всего мира, который использует всего 256 байт, понятно, что секрет не в самих алгоритмах, а в конкретных ключевых совокупностях.

Возвращаясь к вопросу о тенденциях в государственном управлении, тенденция вводить в структуры должность Chief Digital Officer – правильная, хорошая. Важно только, чтобы в обязанности CDO входили занятия не текущей информатизацией, а трансформацией деловых процессов с целью их последующего превращения в цифровые. Здесь еще вот о чем хотелось бы сказать – государственный управленческий персонал сегодня очень перегружен. Неправильно думать, что чиновником быть легко - это миф, распространяемый СМИ и приносящий большой вред, как имиджу госслужащих, так и общему делу. На самом деле чиновники очень перегружены текущей работой. И качество принимаемых ими решений зачастую низкое, потому что не успел он выполнить одну работу, ему уже наваливают другую. И единственный способ справиться с этим – снять с чиновника рутинные функции, это и есть важнейшая задача цифровизации.

Олег Симаков: Сделано много, и вместе с тем есть понимание, что работы, выполненные в рамках создания ЕГИСЗ в 2011-2012 году, нуждаются в серьезном обновлении. И первая проблема - техника, выработавшая свой ресурс. Пользовательские, домашние компьютеры могут работать и 10 лет, но в промышленном использовании техника устаревает и морально, и физически за 5 - 7 лет.

Олег Симаков: Система развивалась в условиях дикого дефицита и методологии, и материальных ресурсов. Вместе с тем, сделано много - с точки зрения превращения абстрактных разговоров об информатизации здравоохранения в практику, все-таки 70 - 75% рабочих мест компьютерами обеспечены. Другое дело, что использование этих компьютеров для набора текста, а потом распечатывания и вклеивания бумажек в медицинские карты - это, конечно, не лучший вариант. Поэтому, если говорить о том, отвечает ли сегодняшний уровень ЕГИСЗ моим первоначальным ожиданиям, то, конечно, не отвечает.

Олег Симаков: Помимо технических недоработок, я вижу и концептуальные проблемы, связанные с тем, что всюду в нормативных документах говорится о регистрах, а это принципиальная идеологическая ошибка. Если мы имеем реально работающую электронную медицинскую карту, то регистры не должны быть самоцелью - это всего лишь отчеты о совокупности карт. Мы можем создать один регистр, потом другой, третий, все эти регистры между собой могут быть не связаны, а пациент может быть один.

В 2008 году создание регистров было оправдано, но все последующие действия должны быть направлены на создание реально работающей электронной медицинской карты. Единообразной карты для всей страны, но с возможностями расширения по отдельным нозологиям, в том числе и различной детализации, которые, кстати говоря, требуются не для всех лечебных учреждений. А если мы говорим о замене истории болезни на электронную медицинскую карту, то она должна содержать информацию определенного уровня, которую мы можем занести и обработать. Попытка исключительно подробного одинакового описания показателей пациента со спецификой тех или иных нозологий, необходимых для федеральных НИИ и для муниципальных (центральных районных больниц) учреждений здравоохранения - это тупик. Именно поэтому проект, написанный нами в 2017 году в рамках цифровизации здравоохранения, несколько отличается от федерального проекта «Цифровой контур здравоохранения», который есть сейчас. Цифровой контур приземлил часть перспективных идей.

Олег Симаков: В составе рабочей группы по здравоохранению. Михаил Самсонов, я и еще ряд очень квалифицированных коллег участвовали в разработке методических материалов, которые потом легли в основу цифрового контура здравоохранения. Но впоследствии разработанные нами подходы стали бюрократизироваться. По инициативе Минздрава многое исчезло, зато появились вещи, связанные с линейным развитием ЕГИСЗ - это, несомненно, нужно, но выбрасывать геномные исследования и другие перспективные направления развития недальновидно. Цифровой контур стал более приземленным, и в этом смысле, возможно, более исполнимым. По факту, многое, что сейчас в нем прописано - это совершенствование ЕГИСЗ.

Олег Симаков: Нужно, но хотелось бы, чтобы остались и те перспективные направления, которые мы задумали весной и летом 2017 года. Простой пример - закон о телемедицине (242ФЗ), как мы его условно называем, а на самом деле - о ЕГИСЗ, он обеспечил существенное продвижение. Да и сейчас Минздрав, надо отдать должное Елене Львовне Бойко, очень активно двигается в сторону нормативных документов, без которых жить нельзя, - например, из последних новаций, заявление на присоединение к ЕГИСЗ внешних систем, появившееся недавно на портале gov.ru и целый ряд других документов.

Олег Симаков: На мой взгляд, ничего не делается для того, чтобы обеспечивать развитие телемедицины не на уровне «говорящая голова», а на уровне практического использования, в том числе и в плане средств автоматизации обмена данными между разными уровнями медицинских организаций. Сейчас Минздрав нацелен на то, чтобы регламентировать обмен информацией от областной клинической больницы до федерального учреждения. Если идти таким путем, телемедициной смогут воспользоваться только в очень сложных случаях и лишь тогда, когда пройдена вся иерархия инстанций. А на самом деле такого рода консультации должны быть оперативными. Лечащий врач должен решать проблему сразу, в момент ее возникновения, а не готовиться неделями к консультации с внештатным главным специалистом или его ближайшим окружением. Такой подход фактически превращает хорошую идею в мертворожденное дитя. Причем – мертворожденное с большими затратами, потому что вместо программных средств ставка сделана на использование аппаратных кодеков. Они и стоят дорого, и пациента надо доставлять в точку, где эта аппаратура размещена. Там же должен присутствовать и лечащий врач, которому трудно оторваться от других пациентов. Одновременно в такое же помещение федерального учреждения должен прийти уважаемый консультант или даже целый сонм консультантов. Если бы использовались программные кодаки, это было бы и дешевле, и проще – никому не надо покидать рабочее место.

Олег Симаков: У нас есть прекрасные отечественные программные кодеки TrueConf, VideoMost и некоторые другие, в этом плане мы на мировом уровне находимся. Не обязательно использовать Skype, хотя в определенном смысле российские разработки являются его аналогом.

Олег Симаков: С персоналом большая проблема, просто гигантская. В некоторых учреждениях счастье, что персонал пока остался как таковой – фельдшеры, врачи из тех, кто давно работает. Их надо заинтересовывать, в том числе – материально, повысив зарплату. И именно им нужна удаленная консультация, причем оперативная, а также оборудование, относительно недорогое - порядка 600-700 тыс. руб. на ФАП.

Региональную или республиканскую клиническую больницу, как детскую, так и взрослую, необходимо оснастить аппаратурой, при помощи которой взаимодействовать по запросу по каналу связи с ФАПами. И именно там (в областных/краевых больницах) создавать диспетчерский центр, потому что при дефиците врачей в первом и втором уровне, в ЦРБ и межрайонных больницах им некогда консультировать - это нежизнеспособный вариант. Фельдшер или врач общей практики из фельдшерско-акушерского пункта (ФАП), который можно на 600 – 700 тыс. руб. оборудовать 5 - 7 приборами, – вот кого надо консультировать из специального областного консультативного центра.

Олег Симаков: Сумеет, не так уж и много - даже в Московской области всего порядка 500 ФАПов. Например, МОНИКИ – аналог областной больницы любого другого субъекта, и там можно было бы создать такой консультативный центр…

Олег Симаков: МОНИКИ – это Московский областной научно-исследовательский клинический институт. Если там создать консультативный центр, они могли бы закрыть часть вопросов, в том числе – по инструментальным исследованиям, которые можно было бы проводить непосредственно в ФАП. То есть провести простейшие исследования на аппаратуре ФАПа, провести квалифицированную консультацию по результатам этих исследований переданных в областной консультативный центр и определить, куда пациента следует госпитализировать, чтобы оказать эффективную помощь, - в местную больницу, Центральную республиканскую/областную или, например, в МОНИКИ в случае Московской области. Вот вам и реальная телемедицина.

Олег Симаков: Минсвязь обещает подключить к интернету все ФАП в 2019 году, на практике вряд ли подключатся раньше 2021, а вариант организации телемедицины, который я описал, сразу обеспечил бы необходимый эффект. Следует помнить, что 42 миллиона человек проживают в сельской местности, то есть порядка 30% населения страны. Этим людям даже просто выехать в область или район – проблема.

Олег Симаков: В последние годы наблюдаются две тенденции - все большее понимание, что без информационных технологий, их использования в конкретных прикладных деловых процессах, невозможно соответствовать современному уровню развития экономики, да и не только экономики - культуры, обороноспособности и других сфер жизни общества. Правда, с обороноспособностью ситуация лучше, на этом направлении всегда было понимание, что нужно использовать современные технологи. А вот с модернизацией народного хозяйства всегда действовали по остаточному принципу. На сегодня, к счастью, есть понимание того, что драйвером развития страны на ближайшие 10 - 15 лет будет именно цифровизация. Поэтому и появилась программа «Цифровая экономика». Тут важно, чтобы цифровизация различных сфер общественной жизни - здравоохранения, образования, городского хозяйства - не осталась красивым словом, чтобы реальные дела не подменялись информационным шумом. Хотелось бы конкретных результатов.

Олег Симаков: Многое зависит от воли руководителей, их искреннего желания обеспечить достоверность происходящего, которая определяется реальным выделением ресурсов, не только на бумаге. Но и в этом аспекте имеется негатив, который сложился по большей части в дорожном строительстве и в ИТ – сложился «дежурный стереотип» сколько денег ни выделяй, они безрезультатно растворяются. Чтобы исправить ситуацию требуется больше конкретики, экспертной работы и открытости. Когда крупнейшие государственные корпорации вдруг закрывают свои ИТ-бюджеты, превращая их в terra incognita, - это не соответствует тенденциям на цифровизацию и развитие экономики. Становится непонятно, насколько эффективно бюджеты тратятся, не происходит ли излишнего финансирования изначально неперспективных направлений цифровизации.

Олег Симаков: Не устаю повторять, что не впервые переживаю этот процесс. В первый раз довелось активно заниматься этим в середине 80-х. Импортозамещение - не самоцель, цель – обеспечить технологическую устойчивость и независимость страны от влияния других государств, транснациональных корпораций. Информационная безопасность многогранна, ее нарушение - не только проникновение в российские ресурсы, но и попытки не дать нашим ресурсам нормально работать. И здесь мы должны очень внимательно следить за ситуацией, чтобы обеспечивать реальную информационную безопасность, а не бороться с «бумажными тиграми» - иногда они появляются с целью обеспечения конъюнктурных интересов, подменяя собой реальные проблемы.

Олег Симаков: В системе медико-социальной экспертизы автоматизация практически полная. И если бы законодательство разрешило не использовать бумажные носители, мы могли бы уже сейчас обойтись без них. Инвалиды – те, с кем мы работаем, осуществляя первичное и повторное освидетельствование, в этом случае также окажутся в комфортной среде с точки зрения своих информационных потребностей. Если бы должностные лица различных организаций, оказывающих услуги лицам с ограниченными возможностями, получали необходимую информацию из Федерального Реестра Инвалидов (ФРИ), то уже в этом году мы могли бы отказаться от выдачи инвалиду печатных документов. Не было бы необходимости и в справках об инвалидности, и в выдаче индивидуальной программы реабилитации, поскольку и то, и другое соответствующие органы социальной поддержки должны брать из ФРИ. Но пока эта инфраструктура, к сожалению, еще в стадии создания. С подобными проблемами мы сталкиваемся и в здравоохранении в целом, да и в любых других направлениях развития экономики, на которых идет работа по цифровизации.

Олег Симаков: Сейчас у нас в работе очень интересный кейс - совместно с компанией «Аладдин Р.Д.» работаем над использованием их новейшей разработки по закрытию базы данных - Крипто БД. В рамках этой технологии пользователь работает с открытой информацией, а при записи на диск она шифруется, причем по выбору администратора безопасности, шифроваться могут отдельные поля, содержащие персональные данные. После записи информации без ведома администратора безопасности никто не может к ней обратиться, нарушить ее целостность, посмотреть или украсть. Для сферы здравоохранения это очень важно, потому что необходимо обеспечить самый высокий уровень обеспечения целостности и защищенности медицинских данных, особенно после выполнения освидетельствования, чтобы никаких подмен не было.

Еще один важный проект - в рамках импортозамещения мы завершаем переход с Microsoft SQL Server на Postgres.

Олег Симаков: Да, но главная из них – это Единая автоматизированная вертикально-интегрированная информационная система медико-социальной экспертизы (ЕАВИИАС).

Олег Симаков: Да, но идеология этой системы в целом соответствует архитектуре ЕГИСЗ, информация не хранится в одной точке, то есть в данном случае – в федеральном бюро. Архитектура решения: база федерального бюро и 84 региональных, поскольку одна из региональных баз - архангельская – закрывает два субъекта. У нас существует только одна централизованная база – архивная, БД ФБ и региональные - оперативные. К заполнению центральной базы приступили в конце 2016, в итоге завели данные на 8,3 миллиона человек.

Олег Симаков: Была проведена большая работа с тем, чтобы выстроить защищенные каналы для всех региональных бюро, которые иногда находятся в труднодоступных районах, а иногда еще и переезжают. Проблемы были, например, в Архангельской области, Ростове и до недавнего времени в Дагестане, где сейчас проблемы решены, все 33 дагестанских бюро подключены к базе в Махачкале.

Олег Симаков: Учредитель - Минтруд, как, собственно, и у ФБ МСЭ, а мы осуществляем методологическое сопровождение системы.

Олег Симаков: В регионах идет работа непосредственно с первичными и вновь обследуемыми пациентами, в главном бюро – с теми, кто оспаривает решения бюро МСЭ (филиала Главного бюро (ГБ) МСЭ по субъекту Российской Федерации). После освидетельствования в Главном бюро МСЭ по субъекту Российской Федерации у инвалида остается возможность оспорить это решение, придя либо к нам, либо в суд. Введенная в бюро МСЭ информация об освидетельствовании обрабатывается в базе данных главного бюро и попадает к нам. Мы отправляем информацию в Федеральный реестр инвалидов. Таким образом, ФРИ уже сегодня наполнен информацией по всей совокупности учтенных лиц, имеющих ограниченные физические способности и относящихся к категории «инвалид» или «ребенок-инвалид». Туда же мы отправляем информацию по случаям травм на производстве, когда инвалидность не присваивается, но разработана программа реабилитации, после которой человек способен вернуться к нормальной жизни. И всю эту информацию мы отправляем в ФСС и в Пенсионный фонд.

Олег Симаков: Да, причем основным источником. И дальше ФРИ должен подключать различных исполнителей индивидуальных программ реабилитации – т.н. «получателей». Это могут быть медики, компенсирующие потери, полученные человеком в рамках заболевания или травмы. Далее – «социальщики», обеспечивающие инвалида средствами реабилитации через ФСС, который закупает такие средства как прогулочные коляски, памперсы, пеленки, протезы. В числе исполнителей могут быть и образовательные учреждения, реализующие образовательные программы обучения, если это ребенок-инвалид, или переобучения, если инвалид - пострадавший на производстве. Также получателями могут быть спортивные организации, если человеку рекомендованы реабилитационные спортивные занятия. Круг получателей достаточно широк, в системе сейчас более 450 контрагентов.

Затем информация попадает в единый центр обработки, который и делит ее по категориям, отдавая медикам, спортсменам, социальщикам и так далее. В перспективе все это должно работать через ФРИ.

Олег Симаков: Миграция осуществлена, она проводилась одновременно с трансформацией архитектуры. В результате из двух тысяч осталось две базы данных в центре и 84 в субъектах, как мы уже говорили выше. Продолжая импортозамещение, будем переходить с Windows на Linux, с пакета Microsoft Office на «МойОфис» или аналогичный.

Олег Симаков: Да. Минтруд делает заявку, Министерство цифрового развития закупает. У нас возникла необходимость использовать на рабочем месте тонкий клиент, на создание которого и были направлены последнее время большие усилия наших разработчиков. В конце прошлого года мы провели испытание первого варианта тонкого клиента, после чего, естественно, высказали ряд рекомендаций для доработки.

Олег Симаков: Это не замечания, а именно рекомендации, ведь реальная жизнь богаче любого ТЗ. Уже на этой неделе мы начинаем обучение сотрудников работе на доработанной версии тонкого клиента, переход на которого даст возможность снизить нагрузку на каналы. Еще одна важная задача в рамках импортозамещения - замена серверов, купленных еще в 2012 году, морально и физически изношенных, как мы уже говорили выше. В числе рассматриваемых вариантов решения – создание гиперконвергентной среды на основе отечественных разработок.

Олег Симаков: Да. В сентябре прошлого года мы установили гиперконвергентную среду на базе этих разработок в московском Главном бюро, проводили и нагрузочное тестирование, и функциональное. За эти полгода мы убедились, что решение работоспособно. Не знаю, кто в итоге выиграет конкурс Минтруда – на рынке присутствуют три или четыре крупных вендора, но отечественная гиперконвергентная среда себя хорошо показала, на ней можно создавать катастрофоустойчивое решение.

Олег Симаков: Производители серверов и СХД заявляют о скорости канала обмена информацией в 10 Гбит, а на практике выясняется, что 200 или 250 Мбит – предел, реализуемый на стандартном решении. С одной компанией мы потратили три месяца, чтобы разобраться, какую скорость можно достичь на стандартной архитектуре. В итоге вышли на устойчивые 250 Мбит. Можно, конечно, использовать решение на основе Fibre Channel – отличная технология, только еще более дорогая и позволяет достичь максимально 6 - 8 Гбит. А в рамках гиперконвергентной среды, как показывает практика, можно получить массив, работающий на гораздо более высоких скоростях - те же 10 Гбит достигаются легко. И в плане стоимости гиперконвергентная среда - самый оправданный вариант. Исходя из этих соображений, я бы шел по пути именно гиперконвергенции. Это подтвердило и тестирование, которое мы проводили в сотрудничестве с IBS. На сегодняшний день эта технология дает удешевление общей архитектуры, а ведь обновить сервера требуется на значительном количестве объектов по всей стране.

Олег Симаков: Думаю, министерство не потянет обновления серверов во всех 84 региональных бюро за один год, но стремиться к этому нужно, потому что еще 6 - 12 месяцев, и сервера 2012 года начнут массово отказывать.

Олег Симаков: Давайте считать - 2,5 миллиона пациентов, 200 дней работы, в среднем 12 500 человек в день. Если «отвалится» одна восьмидесятая часть системы, 150-200 человек не смогут пройти освидетельствование. А это люди, испытывающие большие жизненные трудности, которым нужна социальная, медицинская помощь. Поэтому архитектура системы требует очень большого внимания.

Олег Симаков: Эти технологии будут находить применение в разных приложениях. Надо сказать, что искусственный интеллект – понятие широкое, неоднозначное. На Западе ИИ понимается в прикладном смысле - не «додумывание» за человека, а набор инструментов, помогающих принимать решение. В рамах ЕАВИИАС мы уже используем определенные ограничения, не позволяющие экспертам выйти за рамки законодательства, реализованы подсказки, сколько опций можно гражданину предложить максимально или минимально. Например, нельзя выписать 40 прогулочных колясок, или - в плане обеспечения памперсами, зависящего от состояния организма инвалида, его пола и возраста. Такие ограничители в систему уже заложены, отчасти это и есть элементы искусственного интеллекта, хотя и несколько приземленные.

Олег Симаков: Задачи, реализуемые этой технологией, мы решили немножко по-другому. Когда завершается комиссионное освидетельствование, изменить принятое решение нельзя, оно закрыто для изменений, и смысла «гнать» дальше распределенный реестр нет. Таким образом, мы реализовали то же самое путем логирования и закрытия от изменений фрагментов баз данных, связанных с конкретным гражданином после завершения освидетельствования. Причем информацию об освидетельствовании нельзя передать в ФРИ, если оно не закрыто. Логируется любая попытка внести изменения в закрытое освидетельствование. Это не прямой блокчейн, но смысл примерно тот же.

Олег Симаков: Можно предположить, что интернет вещей с точки зрения технических средств реабилитации (ТСР) будет использоваться. Такие средства как инвалидные коляски, трость, протезы могут быть снабжены различными датчиками, поэтому технология IoT способна помочь инвалиду лучше ориентироваться в пространстве.

Олег Симаков: Такие разработки есть, они находятся в стадии внедрения. Например, современные протезы западного производства, которые мы должны, кстати говоря, импортозамещать, обладают гигантским интеллектом. Представьте себе ручной протез, управляемый нервными воздействиями предплечья - человек может с его помощью взять пластиковый стаканчик и не сломать его. То, что мы когда-то воспринимали как фантастику в известном фильме с Шварценеггером в главной роли, уже реализовано. Или - протез ноги, позволяющий подниматься по ступенькам. Даже если у человека потеряны обе ноги, но остались культи, он способен на таких протезах ходить.

Олег Симаков: Начинают связываться. Смысл в том, что за период отдыха человека, то есть 6 – 7 часов, протез должен полностью подзарядиться.

Олег Симаков: Доступны, но цена велика. Стоимость ручного протеза колеблется в районе 1,5 - 2 миллионов рублей, а цена сложного протеза ноги, который позволяет ходить переменным шагом и даже по ступенькам, доходит до 5 миллионов, в зависимости от сложности, качества и производителя.

Олег Симаков: Этот вопрос лучше адресовать ФСС. Насколько мне известно - частично, полностью компенсировать пока нет экономической возможности. Надо помнить, что технологии развиваются, протезы дешевеют. Очень много новинок появляется в плане обучения детей – инвалидов, которых у нас в стране, к сожалению, порядка 650 тысяч. В отношении ребенка ведь важно не только компенсировать чисто физические моменты, но и обучить. Многие вещи могут быть компенсированы за счет методик и использования различных средств реабилитации. Например, существуют «мышки» больших размеров, которые удобно использовать особому ребенку, специальные клавиатуры. Для человека с пониженным слухом может использоваться слуховой аппарат, заменяющий фрагменты внутреннего уха. Такие средства реабилитации уже существуют.

Олег Симаков: Что касается собственно МСЭ, то здесь в первую очередь актуальны средства объективного контроля потери функциональности с целью выявления и отсеивания имитаций. Для этого существуют специальные аппаратные комплексы - медицинская аппаратура, которая позволяет объективно оценить потерю функциональности человеком. Для разработок в этом направлении мы используем современные методы на основе гибких методологий Agile. Если мы в дополнение ко всему перейдем на отечественную операционную и технологическую платформу, то МСЭ будет одной из первых федеральных структур, полностью осуществивших импортозамещение.

Олег Симаков: Порядка 13 тысяч, с учетом вспомогательных мест - до 15 тысяч. Налажены 84 канала связи с региональными бюро, каналы для всех филиалов - их порядка тысячи, кроме того работают прямые каналы со СМЭВ 3, а также с Фондом Соцстраха и ФМБА, то есть у нас создана очень мощная, защищенная сеть. До масштабов Пенсионного фонда, конечно, далеко, но зато наша структура более управляемая.

Олег Симаков: ИТ-шная команда в федеральном бюро очень маленькая – 17 человек.

Олег Симаков: Подрядчики есть и небольшое число специалистов в каждом ГБ МСЭ, с их учетом общее количество ИТ-специалистов около 500 человек.

Олег Симаков: Бюджет около 100 млн рублей в год, когда были большие доработки в последние годы – порядка 120 - 130 млн, включая оплату работы подрядчиков. Что касается общего бюджета, то его контролируют Минсвязь, Минфин и Минтруд. Контроль очень серьезный, ни одна закупка не проходит без акцептования Казначейством.

Олег Симаков: Порядка 300 млн рублей, распределенные по 84 региональным организациям, причем значительная часть этого бюджета, фактически, – все те же картриджи, как это ни прискорбно. С другой стороны, есть и централизованные закупки - в прошлом году Минтруд закупил 2500 компьютеров, причем без системного ПО.

Олег Симаков: Для нас, учреждений МСЭ, вместо выходящих из строя после 7-8 летней эксплуатации. Потому я и озаботился тонким клиентом, ведь на закупленных компьютерах нет ПО. Можно поставить Linux, инсталлировать LibreOffice, но дальше-то как? Без тонкого клиента эти компьютеры невозможно запустить. И то, что Минтруд закупил и пока они не используются – тоже серьезный вопрос, требующий скорейшего внедрения соответствующих компонентов ЕАВИИАС, поскольку и Счетная палата часто приходит, и других проверяющих у нас много - ФСТЭК, ФСБ, в этом смысле мы не обделены вниманием.